Неточные совпадения
Он слишком хорошо понял, что приказание переезжать, вслух и с таким показным
криком, дано было «в увлечении», так сказать даже для красоты, — вроде как раскутившийся недавно в их же городке мещанин, на своих
собственных именинах, и при гостях, рассердясь на то, что ему не дают больше водки, вдруг начал бить свою же
собственную посуду, рвать свое и женино платье, разбивать свою мебель и, наконец, стекла в доме и все опять-таки для красы; и все в том же роде, конечно, случилось теперь и с папашей.
Я стоял с книгой в руках, ошеломленный и потрясенный и этим замирающим
криком девушки, и вспышкой гнева и отчаяния самого автора… Зачем же, зачем он написал это?.. Такое ужасное и такое жестокое. Ведь он мог написать иначе… Но нет. Я почувствовал, что он не мог, что было именно так, и он только видит этот ужас, и сам так же потрясен, как и я… И вот, к замирающему
крику бедной одинокой девочки присоединяется отчаяние, боль и гнев его
собственного сердца…
Себя автор называл не иначе, как «сиротой — дворянином», противника — «именующимся капитаном» (мой дядя был штабс — капитаном в отставке), имение его называлось почему-то «незаконно приобретенным», а рабочие — «безбожными»… «И как будучи те возы на дороге, пролегающей мимо незаконно приобретенного им, самозванцем Курцевичем, двора, то оный самозванный капитан со своей безбожною и законопротивною бандою, выскочив из засады с великим шумом,
криком и тумультом, яко настоящий тать, разбойник и публичный грабитель, похватав за оброти
собственных его сироты — дворянина Банькевича лошадей, а волов за ярма, — сопроводили оных в его, Курцевича, клуню и с великим поспехом покидали в скирды.
Из всего вышесказанного я заключаю, что
крики коростеля не что иное, как призыванье самки и выражение
собственного чувства сладострастия.
Впрочем, я изредка встречал их и на соседних прудах и на своем
собственном как с весны, в исходе апреля, так и в августе месяце, но всегда понемногу;
крик их также совершенно особенный и далеко слышный.
Но, во-первых, что же возбудило в нем такую решимость, противную его
собственной выгоде, и почему воля его выражается только в
криках с Подхалюзиным, а не в деятельном участии в хлопотах?
Слышал, разумеется, Шигалев, вряд ли успевший отойти шагов триста, — слышал и
крик и выстрел, но, по его
собственному потом свидетельству, не повернулся и даже не остановился.
Кругом них мелькали в воде утопающие, к ним тянулись руки с мольбой о помощи, их звал последний
крик отчаяния; но они думали только о
собственном спасении и отталкивали цеплявшиеся за них руки, чтобы не утонуть самим в бездонной глубине.
Громкие
крики, раздавшиеся шумно, внезапно, резко и звонко, точно труба на заре, разбудили меня и весь наш табор, приютившийся у огонька.
Крики наполняли, казалось, землю и небо, отдаваясь в мирно спавших лощинах и заводях Ветлуги. Ночные странники просыпались и протирали глаза; песочинец, которого вчера так сконфузил его
собственный скромный оклик заснувшей реки, теперь глядел с каким-то испугом и спрашивал...
Я смотрел на Гро с приятным чувством безопасности. Мне было интересно, узнает ли он меня. Я сел за стол, бывший по соседству с его столом, и нарочно громко потребовал холодного пунша, чтобы Гро обратил на меня внимание. Действительно, старый шкипер, как ни был увлечен
собственными повествованиями, обернулся на мой
крик и печально заметил...
Вы кричите мне (если только еще удостоите меня вашим
криком), что ведь тут никто с меня воли не снимает; что тут только и хлопочут как-нибудь так устроить, чтоб воля моя сама, своей
собственной волей, совпадала с моими нормальными интересами, с законами природы и с арифметикой.
Плавильщиков, заметя, что дело идет плохо, вздумал поддержать пиесу и ободрить дебютантку усилением
собственной игры: он поднял на целую октаву свой и без того громкий голос и недостаток внутреннего огня вознаграждал беспощадными
криками и жестами; в порыве усердия он задел пальцем за свой парик, который взвился очень высоко вверх, был подхвачен им на лету и проворно надет на голову.
Бледная, изможденная, вышла на крыльцо мать ребенка. Месяца два назад она родила, и теперь в дороге, несмотря на все трудности, на
собственные страдания, она с материнской неутомимостью и энергией отстаивала юную жизнь. И, по-видимому, старанья не оставались безуспешны: достаточно было прислушаться к звонкому, крепкому и настойчивому
крику ребенка, чтобы получить представление о здоровой груди и хороших легких.
В чьей я власти? Она гнет меня, как мягкое раскаленное железо, я оглушен, я слеп от
собственного жара и искр. Что ты делаешь, человече, когда это случается с тобою? Идешь и берешь женщину? Насилуешь ее? Подумай: сейчас ночь, и Мария так близко, я могу совсем, совсем неслышно дойди до ее комнаты… И я хочу ее
крика! А если Магнус закроет мне путь? Я убью Магнуса.
Он начал пятиться, но не прошел и двух аршин, как почувствовал, что его правая рука слабеет и отекает. Затем вскоре наступил момент, когда он услышал свой
собственный душу раздирающий
крик и почувствовал острую боль в правом плече и влажную теплоту, разлившуюся вдруг по всей руке и по груди… Затем он слышал голос Максима, понял выражение ужаса на лице прибежавшего следователя…
И дикие
крики, и тихий лепет, и низкие грудные ноты — все это мое. Это я для предстоящего экзамена декламирую бессмертную лермонтовскую поэму «Мцыри», повторяю басню Крылова «Ворона и Лисица». Мрачный, умирающий, юный, одинокий Мцыри, Лиса Патрикеевна, ротозейка ворона — все это чередуется одно с другим. Я быстро перевоплощаюсь из одного лица в другое. Так и надо. Необходимо даже. Путь, избранный мною, требует отречения от
собственной личности, требует перевоплощений…
Говорили, что в полночь на трубу избушки, в которой жил патер Вацлав, спускается черный ворон и издает зловещий троекратный
крик. На крыльце избушки появляется сам «чародей» и отвечает своему гостю таким же
криком. Ворон слетает с трубы и спускается на руку патера Вацлава, который и уносит его к себе. Некоторые обыватели, заселявшие окраины Васильевского острова, клялись и божились, что видели эту сцену
собственными глазами.
Окровавленное привидение будто все еще гонит
криком: «Назад!» Сами офицеры
собственными лошадьми увлечены за общим постыдным стремлением.
Только однажды, на рассвете, мне послышался чей-то взволнованный
крик, но очень возможно, что я ошибся, приняв за призыв о помощи ночной вопль какого-либо животного или перенеся в действительность отрывок
собственного сна.